Они уже существовали
И до рождения Христа;
Сбивались в небольшие стаи,
Жизнь не казалась им пуста.
Они стремились к совершенству,
По-своему трактуя свет,
В безбрачии видели блаженство.
А размножались как? — секрет.
Все общее — до жалкой нитки
(Так мозг устроен, что и ждать),
А было ль все у них в избытке? —
Ну, я не стал бы утверждать.
В политику, наверно, лезли,
Дополнить чтоб кордебалет,
Но неожиданно исчезли,
Почти что на две тысячи лет.
И называли их — ессеи
(История — вид дискотек).
Так что для матушки России
Новинка ли — двадцатый век?
* * *
А берег — есть жертва воды,
Вода — есть невольница берега...
Опять половодье кипит —
И катится пена белая.
И будут чисты пески,
И будет вода покорной,
И плитняка куски
Не потревожат волны.
И от костра дым
Будет стелиться бережно.
Как берегу без воды?
Но, а воде как без берега?
ПТИЦА-МОЛОДОСТЬ
Ветрёнок непоседливый,
Совсем не аморал, -
Он веткам надоел уже,
Тропинки «заманал», —
Довел аж до истерики
Потрепанных ворон —
Орут надсадней стерео —
Почти со всех со всех сторон.
Выписывает «фортели»
Таков у них задор.
То заберется в форточку,
То лезет под забор;
И смел до одурения —
Дразнить огонь в печи;
Плюет на осуждения:
«Извольте, не учить!»
Вглядись-ка, птица-молодость, —
Себя не узнаешь? —
Тебе вот так не хочется
Везде свой сунуть нос.
* * *
За стеною вьюга злая;
Вьюга злая — кто ей рад?..
Ты — мой враг — я это знаю,
Знаешь ты, что я твой враг.
Зной и ливень, зной и ливень;
Бурю усмиряет тишь...
Мы не параллели линии —
Мы не можем не сойтись.
Странные мы все же ратники —
Поражения ищем мы:
Брошусь я в твои объятья,
Ты — в объятия мои.
* * *
Живи, гуммиарабик, ластик
Среди тебе привычных пут,
Пусть многие тебя напасти
Объедут или обойдут.
Держать ты гордо можешь плечи,
Хвалебных строчек сторожил,
Себе достаток обеспечил,
К себе внимание заслужил.
Мастеровитей быть старайся,
Ну, пусть не в сотню раз, так в пять;
Но как не бейся, ни пытайся,
А Пушкиным тебе не стать.
* * *
А я с тобой река расстанусь,
А я с тобой расстанусь луг.
Нет, вовсе жить я не устану,
Но все случится как-то вдруг.
Я знаю только землю эту -
В снегу, в цвету и в серой мгле,
Ведь для меня роднее нету
Всего того, что на земле.
* * *
Я в движение тел
Брошен, словно в поток.
Очень много хотел,
Очень много не смог.
А пока я плыву,
А пока я живой;
Вижу высь-синеву,
Вижу берег с травой.
Вижу я города,
Вижу я облака.
А плыву я куда
Мне не ясно пока.
* * *
Пусть мысль не будет дурою
И не впадает в спесь:
Всевышним жизнь придумана,
И в этом смысл весь.
И эти горы-башенки,
И зной, и гололед;
И звезды не погашены:
Как надо жизнь идет.
И даже смерть костлявая
Придумана не зря:
Все Богу нужно, стало быть,
Короче говоря.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.